Rambler's Top100
Стр.:   1   2   3  





Литература:

What's It All About?
Автобиография ... What's It All About?

пресса ::..


... книги



Вечно припухшие глаза и торчащие уши. Что еще? Я родился с врожденным дефицитом витамина Д, известным как рахит. Когда я начал делать свои первые шаги, кости моих ног оказались так слабы, что были не в состоянии удержать даже мой собственный, весьма небольшой, вес. Поэтому я должен был носить специальные ортопедические ботинки. Еще иногда у меня случался непроизвольный нервный тик - небольшое подергивание лицевых мышц, которое в народе зовется "пляска святого Витуса". Не слишком многообещающе для будущего актера, не правда ли?

Я иногда как бы вижу самого себя в детстве, идущего по улице - маленького мальчика с распухшими веками глаз, с нервным тиком, ушами, приклеенными к голове лейкопластырем, чтоб не торчали, и в ботинках как у Франакенштейна. Черт, ну и страшен же я был.

Меня назвали Морис Джозеф Миклуайт, так же как и моего отца, которому на момент моего рождения было 36 лет. Отслужив семь лет в Индии в частях Королевской Артиллерии, он вернулся в Англию, женился на моей матери и задумался о наследниках. Крепкий человек с черными как уголь волосами и орлиным носом, он был пяти футов и восемь дюймов ростом (1,75 метра), и при этом был невероятно силен физически. Обладающий потрясающей смекалкой, он был напрочь лишен какого бы то ни было образования - как и большинство людей из низших классов в то время. Понятно, что при таком положении вещей он претендовать только на самый неквалифицированный ручной труд.

В течение нескольких сотен лет Миклуайты были грузчиками на лондонском рыбном рынке Биллингсгейт. Правда на момент моего рождения мой отец был одним из трех миллионов английских безработных, но, по крайней мере, он знал, на какую работу он может рассчитывать. В конце концов он вернулся на работу на рынке. Он вставал в четыре часа утра и в течение восьми часов таскал корзины с рыбой, переложенной кусками льда. К полудню он уже был совершенно свободен и как раз успевал к букмекеру. Азартные игры были его единственной всепоглощающей страстью, и хотя он зарабатывал неплохие деньги на рынке, почти все спускал на собачьих бегах. Именно благодаря этому обстоятельству я начал свою актерскую карьеру перед передней дверью нашего дома.

Хотя моего отца можно было назвать веселым человеком, мне кажется, он никогда не был по-настоящему счастлив. Я думаю, что в конечном итоге он понял, что его работа - это тупик. Несмотря на это от желающих работать на Биллингсгейте не было отбоя, потому что эта работа не требовала почти никакой квалификации и за нее хорошо платили. Но попасть туда мог далеко не каждый, а только тот, у кого там работали друзья или родственники, могущие составить соискателю протекцию. Я помню, как он однажды сказал мне, что когда я подрасту, и мне нужно будет искать работу, он смог бы устроить меня на рынок. Он, казалось, был очень горд такой перспективой для меня. А мне пришлось как следует прикусить свой язык, чтобы не ответить ему, что у меня нет абсолютно никакого желания повторять его судьбу.

Когда технический прогресс добрался наконец и до рыбного рынка, и там стали механизировать некоторые технологические процессы, мой отец дал мне совет - никогда не идти на такую работу, где меня сможет заменить машина. Помня об этом, я потом часто думал, как умно я поступил, выбрав профессию актера, даже не предполагая, что очень скоро на экране мне составят конкуренцию механическая акула, зеленая тряпичная лягушка и Терминатор. Согласно еще одному из немногочисленных советов моего отца, который он дал мне, я не при каких обстоятельствах не должен был доверять людям с бородой, с галстуком-бабочкой, в двухцветных ботинках или сандалиях, и в солнечных очках. Я свято верил этому много лет. Но вы сможете представить, какая паника обуяла меня, когда я впервые попал в Голливуд. Как говорится - никогда не говори никогда.

Моя мама был абсолютно типичной "мамочкой" из рабочего класса. Она была невысокая, пухлая, румяная, очень веселая и обладала столь же несгибаемым, как гвоздь, характером. Вся ее жизнь была посвящена ее дому, ее мужу и ее детям. Она полностью отдавала все свое время и силы мне и моему брату, и пока мы были детьми, я не помню ни одного случая, чтобы она купила себе какую-то новую вещь - всю одежду, какая у нее была, кто-то уже носил до нее. Первое новое пальто в ее жизни я купил для нее, когда ей было пятьдесят шесть лет.

Хотя мы были очень бедны, я не помню ни одного случая, когда я был голоден, или мне нечего было одеть, или я чувствовал себя нелюбимым или лишенным чего-то, что было необходимо растущему ребенку - и все это благодаря моей маме.

Мое рождение способствовало переселению нашего семейства из однокомнатной квартиры родителей в другую квартиру - на этот раз с двумя комнатами, на Эрлвин-стрит в районе Кэмбервэлл. Номер 14 по Эрлвин-стрит был высоким домом с трассами в викторианском стиле, явно видавший лучшие времена, а теперь перегороженный на маленькие квартирки. Наша квартира была на самом верху, в трех длиннющих лестничных пролетах от первого этажа и в пяти лестничных пролетах от задней двери, ведшей в задний двор с садом, где располагался один туалет на пять семей. Местоположение этой неотъемлемой детали повседневного обихода имело огромное значение, поскольку это означало, что мои слабые ноги должны были преодолеть пять лестничных пролетов, и это было огромным препятствием для меня. В конце концов, по мере того как я рос и периодически бегал туда-сюда по лестнице, мой рахит почти полностью исчез, мои ноги окрепли и обзавелись ощутимой мускулатурой, а я научился сдерживать "зов природы", что очень пригодилось мне потом, когда я находился на съемках в какой-нибудь чересчур "экзотической" местности.

Квартира была двухкомнатная. В одной комнате была спальня с большой двуспальной кроватью родителей и маленькой для меня, а вторая комната выполняла функции гостиной, столовой и кухни. Ванной не было. Меня мыли каждую пятницу в оловянном корыте, которое в остальных случаях использовалось для стирки. Когда мы с моим братом росли, эти ежепятничные помывки всегда были неистощимым объектом для наших шуток.

Готовили на газовой плитке, которую моя мать всегда потом чистила с особым усердием и прятала под замок. Освещение в квартире тоже было газовое - очень тусклыми лампами с плафонами, рассыпающимися в пыль от малейшего неосторожного к ним прикосновения. Мой отец всегда любил выпить по вечерам, или в любое другое время для разнообразия, но по нему совсем не было заметно, что он пьян, только немного дрожали руки. Он был единственным, кто в нашей семье зажигал газовые лампы, потому что мама боялась это делать, считая газ и все с ним связанное "странным делом", как она выражалась. (Она сказала мне то же самое о телефоне, который я установил в ее доме много лет спустя. Однажды я увидел, как она по нему разговаривает. Она держала трубку примерно в футе от своего уха. Когда я спросил ее, почему она так делает, то получил такой же ответ). Дрожащие руки моего отца способствовали увеличению несчастных случаев, происходящих с ламповыми плафонами в нашей квартире. А я был тем, кто неизменно должен был ходить за новыми плафонами по лестнице вниз, а затем снова наверх.

Окончание »»


Наверх
Назад Дальше
 
Michael Caine's Russian Home (c) 2005-2010
При использовании материалов ссылка на сайт обязательна!
Hosted by uCoz