Свою первую роль я сыграл, когда мне было примерно три года. Мы жили очень бедно, вечно не хватало денег, и это было идеей моей мамы, чтобы я иногда помогал ей получить небольшую отсрочку выплаты по счетам. Сценарий моей роли написала мама, режиссером тоже была она. Сигналом к моему появлению на сцене был звонок колокольчика у входной двери. Как только раздавался этот звук, она хватала меня за руку, и мы быстро бежали вниз по лестнице, преодолевая три лестничных пролета от нашей крошечной квартирки до входной двери за пару секунд. Как только я открывал дверь, мама сразу же пряталась за нее. Мои хорошо отрепетированные реплики предназначались для третьего участника нашего представления - ничего не подозревающего сборщика квартплаты. "Мамочка ушла!", говорил я и захлопывал дверь перед его лицом.

Я был очень застенчивым ребенком. Сначала перспектива оказаться лицом к лицу и почти наедине с незнакомым человеком меня ужасала, но потом я немного пообвык и играл свою роль блестяще. Однажды мне даже довелось разыгрывать свое представление перед местным священником, который собирал деньги на реконструкцию шпиля церкви. Моя мать была прихожанкой Англиканской церкви, а мой отец был католиком, и поэтому они не могли обвенчаться ни в одной из этих церквей, так что у них не было особых причин ходить туда и возблагодарять кого-то за что-то. Мама всегда искреннее верила в Бога, но в церковь никогда не ходила, впрочем, как и я, несмотря на то, что она окрестила меня в свою протестантскую веру. Я спросил однажды у отца, почему я протестант, а не католик, как он. Его ответ был крайне прост и прагматичен: "Протестантская церковь стоит на углу нашей улицы, а до католического собора надо было ехать автобусом, на который у нас не оказалось денег". Вот такие житейские мелочи порой определяют нашу дальнейшую судьбу.

Однажды я прочел в книге по психиатрии, что в жизни рано или поздно мы вплотную сталкивается с тем, чего боимся более всего. Делом моей жизни стало то, чего я так боялся в детстве. Мои выступления перед парадной дверью нашего дома продолжались вплоть на начала Второй Мировой, но от страха оказаться перед совершенно незнакомым мне человеком и что-то ему говорить я так до конца и не избавился.

Сборщик квартплаты уже не был для меня незнакомцем, мои встречи с ним стали обычным делом, но однажды, привычным движением открыв дверь, я оказался перед каким-то незнакомцем с густой окладистой бородой. Я был совершенно ошеломлен, потому что прежде никогда не видел бородатых людей. Помимо бороды у него были длинные волосы, а его глаза, казалось, вот-вот пробуравят меня насквозь. Своим взглядом он пригвоздил меня к тому месту, где я стоял. И еще он очень сильно мне кого-то напоминал, но я никак не мог вспомнить кого же. Он нарушил тягостную тишину, заявив мне, что он из общества Свидетелей Иеговы и хотел бы поговорить с моей матерью. "Мамочка...", начал было я бормотать хорошо заученную фразу под пристальным взглядом его глаз, но он не дал мне договорить, прошипев мне в самое ухо: "Ты никогда не попадешь на небеса, если будешь врать". Я тут же ретировался, и когда я уже захлопнул дверь перед его носом, то понял, что он очень похож на Иисуса с картинки, которую мне показывала мама. "Ма, а где это - небеса?", спросил я у нее, когда мы медленно поднимались по лестнице в нашу квартиру. "Не знаю, сынок", ответила она, "но это точно не здесь".

В 1985 году я снимался вместе со своим другом Бобом Хоскинсом в фильме "Mona Lisa (Мона Лиза)". Боб играл главную роль, а мое появление в картине ограничивалось буквально несколькими эпизодами. Помню, я ехал в офис продюсерской фирмы, занимающейся фильмом, чтобы уладить какие-то формальности. Я сидел в машине, думал о чем-то своем, не особенно вникая, куда мы едем, пока мы не пересекли Темзу. Темза разделяет Лондон на две половины не только в географическом плане, но и в социальном. К северу от реки расположены самые шикарные районы города, а на юге, наоборот, самые бедные. Я знаю это, потому что я сам с южной стороны. Автомобиль проезжал по серым улицам. Их вид был угнетающим - я помнил это ощущение с детства, и я подумал, куда, черт возьми, мы едем. Боб сказал мне, что у фильма очень маленький бюджет. Я и сам догадался об этом по сумме своего гонорара. Но насколько же, в самом деле, маленьким должен был быть бюджет, если продюсерская контора находится в такой дыре?

Мы ехали все дальше на юг, мимо мрачных, обветшавших зданий, как будто сошедших со страниц романов Диккенса, и, наконец, подъехали к унылому и уродливому зданию в викторианском стиле, где разместилась продюсерская компания Боба. Пока меня вели по длинным темным коридорам, я спросил у своего гида, что в этом здании было раньше, до того как его перестроили под офисы. "Очень давно здесь была больница", ответил он, "она называлась Сэнт-Олэйвс". Я остановился как вкопанный и оглянулся вокруг. Это было то самое место. Я услышал название, которое знал всю свою жизнь, но никогда точно не знал, где находится это место. Я стоял сейчас там, где я когда-то родился.

Оказалось, что после того, как больницу закрыли, Сэнт-Олэйвс на время стал лечебницей для душевнобольных, а затем через несколько лет его перестроили под офисное здание. Когда я думаю об этом, мне это кажется жестокой шуткой про мой жизненный путь - путь от места моего рождения к приюту для умалишенных, а затем до продюсерской конторы. Держу пари, что немного найдется актеров, обнаруживших, что офис их очередного фильма находится в здании, где они родились.

Когда я был совсем молод, я читал биографии кинозвезд из американских журналов, пытаясь найти среди них кого-то, похожего на себя. Но таковых не обнаруживалось. Судя по опубликованным там жизнеописаниям американских звезд кино, все они, прежде чем стать знаменитыми, занимались черной работой, и их жизнь была не слишком безоблачна. Актрисы говорили, что им приходилось работать официантками или медсестрами, а среди будущих актеров самым популярным занятием было рытье канав для орошения полей в Калифорнии. Независимо от того, каким путем эти люди на самом деле пришли к известности и популярности - будь то сын или дочь миллионера, спонсирующего киностудию, подружка продюсера или близкий друг кастинг-агента - голливудская "фабрика звезд" упорно поддерживала миф о том, что кинозвездой может стать абсолютно каждый.

Но в моем случае получилось именно так.

Я родился в благотворительном отделении больницы Сэнт-Олэйвс лондонского округа Роттерхит, во вторник 14 марта 1933 года, сразу через несколько минут после того, как часы пробили десять часов утра. При рождении я весил восемь фунтов и две унции, а моя мама позже сказала мне, что на свет я появился довольно легко. Это, пожалуй, было последним, что далось мне легко и просто за следующие лет тридцать.

Я не отличался отменным здоровьем. У меня обнаружилось неинфекционное, и при этом неизлечимое, заболевание глаз под названием "Блефора", при котором глазные веки периодически воспаляются и становятся выпуклыми как ореховые скорлупки. Слегка припухшие веки придавали мне сонный вид. Но, как и многие проблемы в моей жизни, это в дальнейшем оказалось мне даже на руку - когда в молодости я стал играть в театре, это сонное выражение моего взгляда вполне могло сойти за томный взгляд героя-любовника. Помимо проблем с глазами, как мне рассказали позже, природа при рождении наградила меня оттопыренными ушами, которые торчали почти перпендикулярно моей голове.

Но это оказалось делом поправимым - в течение первых двух лет моей жизни мама периодически приклеивала мои торчащие уши к голове пастырем. Надо сказать, что у такой смекалистости оказалась и оборотная сторона - в конечном итоге мои уши так плотно прижались к голове, что иногда звуки проносятся мимо них, создавая мне этим определенные трудности, хотя фактически слух у меня совершенно нормальный.

Продолжение »»